Обнародование принципов программы трехъязычного образования серьезно осложнило любые попытки прогнозирования судьбы казахского языка в Казахстане.  

Похоже, власти видят его теперь исключительно в роли локального языка, обслуживающего узкие и специфические сферы применения. 

Языковая политика, прежде оказывавшая всяческую поддержку государственному языку, сделала крутое пике и, словно расписавшись в тщетности своих усилий, решила и дальше осваивать привычные тропы своего недавнего колониального прошлого, снова довольствуясь скромной участью младшего брата и видя источник всякого прогресса в массовом переводе школьного обучения на иностранный язык.

Понимая приблизительность и условность таких рассуждений, попытаемся представить, в каком направлении может в дальнейшем развиваться языковая ситуация. 

Самый ожидаемый и предсказуемый вариант состоит в том, что казахский язык, при заданных условиях, может в короткие сроки пополнить, как это ни печально осознавать, список мертвых языков. Основанием для того служит простой и очевидный факт – если развитие государственного языка не достигло желаемых результатов при политике государственного патернализма, то вряд ли стоит рассчитывать на его расцвет в условиях неравной языковой и культурной конкуренции.   

Самым же неожиданным может стать, напротив, выход из нынешнего языкового кризиса, обеспеченный непроявленными и неиспользованными  до сих пор ресурсами роста национального и гражданского самосознания. 

В ситуации, когда государство кардинально меняет свои приоритеты в языковой (и культурной) сфере, остается надеяться только на меру личной ответственности  каждого за судьбу языка своей страны, своего народа. Перед каждым теперь стоит личный выбор – сделать шаг навстречу себе и собственному достоинству, или продолжить двигаться в направлении, где нет ни казахского языка, ни проблем, связанных с ним. Туда, где практически не требуются никакие лишние усилия. (От необходимости изучения всех естественных и ряда гуманитарных наук на казахском языке государство нас уже освободило. В отличии от казахского, методики обучения иностранным языкам, как нам внушают, идеальны и совершенны.) 

Единственная цена, которую нужно заплатить за такое комфортное существование – это перестать быть собой и стать другим.  

Поскольку, несмотря на протесты ученых, педагогов, родителей, министерство не откажется от непродуманной и экстравагантной программы, на которую уже были потрачены значительные бюджетные  средства, то она станет неотъемлемой составляющей нашей жизни (как и другие реформы социальной сферы) уже в ближайшей перспективе. 

Новая система школьного образования, судя по всему, станет той самой «черной дырой», которая легко поглотит идеалы независимого государства, одним из важнейших атрибутов которого является национальный язык. И сбудутся самые мрачные предсказания, имеющие хождение в казахскоязычной прессе о том, что русскоязычные казахи станут могильщиками казахского языка.  

О взаимоотношениях этих двух категорий этнических казахов мы еще поговорим. А пока обратим внимание на то, что программа трехъязычия, похоже, внедряется вместе с новой философией школьного обучения, которая хорошо обозначилась в словах руководящих лиц образовательной сферы. Так, на одной из пресс-конференций, в связи с появлением новых учебников для первоклассников, особое внимание было уделено разговору о том, что дети гораздо легче освоят правила сложения и вычитания, если в процессе обучения активно привлекать примеры, связанные с денежным обращением. Мол, современные дети обязательно откликнутся на интересующую их тему. 

Значит ли это, что, поощряя детский интерес к деньгам, мы теперь будем воспитывать в них одну лишь прагматичную страсть к обогащению? 

Вспомним классические строки Ибрая Алтынсарина: 

«Кел, балалар, оқылық,

 Оқығанды көңілге

 Ықыласпен тоқылық..

 Сиса көйлек үстіңде

Тоқуменен табылған...

Сауысқанның тамағы

Шоқуменен табылған...

 Өнер- білім бәрі де

 Оқуменен табылған».

В них говорится о важности и необходимости знаний, о воспитании трудолюбия, - о вопросах совершенно иного нравственного порядка. 

Итак, за вычетом системы школьного образования, которая теперь, кажется, снимает с себя всякую ответственность за поддержку и развитие казахского языка, у нас остается еще народ, разделенный по знанию и владению языками и потому имеющий традиционные претензии друг к другу.  

Будущее казахского языка ныне всецело будет зависеть от того, как поведут себя эти две разделенные части бывшего целого.  Сможет ли казахстанская элита и казахстанская интеллигенция сохранить национальное языковое пространство, которое, как известно, являет собой надежную защиту государственных границ.    

Подавляющая часть казахов прекрасно владеет русским языком. Не исключено, что  в результате внедряемой реформы образования все население Казахстана в недалеком будущем заговорит на анлийском лучше самих англичан, американцев, австралийцев и иже с ними, безупречно освоив все существующие в современном мире акценты. Но – ради чего все это? Для того лишь, чтобы легко потреблять англоязычный контент и стать маленькой частицей еще одного плавильного котла? 

Ради чего предпринимается это повторное масштабное переобучение, если до сих пор казахи не могут оправиться от предшествующей волны ассимиляции? 

Окончательно потеряв язык и собственное достоинство, мы очень скоро исчезнем и сами, удостоившись разве что пары строк упоминаний петитом в учебниках истории мудрых народов.  

Для того, чтобы этого не случилось, каждому гражданину сегодня важно проявить заботу о жизнеспособности языка своей страны, как о деле личной и первостепенной важности.  

Другого пути нет.