Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

А. Блок

Статья известного кинорежиссера Ермека Турсунова, увидевшая свет в дни отмены валютного коридора и связанного с этим ростом тревожных настроений в обществе,  хорошо отражает как многие «болевые точки» современной казахстанской культуры, так и «самочувствие» нашей интеллигенции.

Поскольку основная тема моего внимания –  функционирование  государственного языка в Казахстане, то и в этом выступлении меня привлекли моменты, так или иначе связанные с ней. (Я придерживаюсь мнения о том, что причины, которые не позволяют решить у нас языковую проблему, одновременно являются показателями  общего кризиса современной казахской культуры.) 

Рассмотрим этот текст также с точки зрения возможных перспектив диалога интеллигенции с властями.  Насколько стороны готовы к сотрудничеству? Что может стать платформой и итогом такого взаимодействия?  

«Колхозники» на страже

Наиболее прозрачными и однозначными, пожалуй, являются рассуждения по поводу последнего тезиса. Собственно, одно из основных свойств интеллигенции – порождать патриотизм и защищать границы. Это – настоящая и эффективная армия, способная сплотить народ. Поскольку даже в случае, если такие цели творцом напрямую не ставятся, добытая им слава обязательно будет греть сердце и воодушевлять соотечественников. В общем, это особая каста, от положения которой в обществе зависит его ментальное, а значит, и иное благополучие.   

Вот и Турсунова, как типичного представителя интеллигенции, прежде всего заботит его собственный «колхоз» (коллективное, общее устройство, страна) с его единственной лампочкой на столбе  – как бы соседи  не позарились.  

От «фонаря» до «лампочки Ильича»

Присутствие в тексте Турсунова имени Александра Блока и достаточно пространного описания перепетий его трагической судьбы, с одной стороны, дает основания для догадок о «фонарном» происхождении колхозной лампочки. С другой, демонстрирует непреложность свойства исторической иронии. Ведь не будь блоковских матросов,  вряд ли состоялась бы грандиозная работа по созданию единой культурной среды на всем пространстве большой империи, включая самые далекие ее окраины, в результате которой уже в новом тысячелетии казахскому режиссеру Ермеку Турсунову (вследствие цикличности исторического процесса) будут особо близки чаяния поэта. (Снова по гениальной прозорливости  Блока: «Умрешь - начнешь опять сначала/ И повторится все, как встарь...») (Правда, в отличие от уверенной матросской поступи, основная проблема современной казахстанской культурной инфраструктуры и состоит в том, что у нас «революционно чеканить шаг» пока не очень получается. Но об этом – чуть позже.) 

Турсунов описывает характерные приметы крупной смены эпох, свидетелями которой мы все являемся ныне. Думается, нельзя не согласиться с автором, когда он пишет, к примеру, об исчезновении отечественной интеллигенции как страты, имеющей сколько-нибудь серьезное влияние на общественные процессы; об ограниченности интеллектуальных ресурсов в стране; о неоригинальности (вторичности) отечественной художественной культуры на фоне расцвета явления, именуемого массовой культурой; о падении нравов.    

Однако есть у Турсунова и ряд тезисов, которые, на мой взгляд, не вписываются в логику его же рассуждений. Меня покоробили, к примеру, строки статьи, посвященные Кайрату Нуртасу. 

Разве не достойно всяческого уважения одно то, что этот молодой певец зарабатывает свои миллионы честным трудом? Кайрат Нуртас – яркий и редкий пример современной истории успеха; казахский Джастин Бибер, как называют его в зарубежных СМИ. 

Делая таким образом выбор в пользу незаслуженно обиженных «пассажиров нижней палубы» и возвращаясь к одинокой колхозной лампочке, которая, подобно нити Ариадны, вывела нас к «пассеизму»  блоковского фонаря, берусь далее трактовать ее не иначе, как «лампочку Ильича». Посмотрим, есть ли шансы прояснить нашу ситуацию и сделать ряд прогнозов, опираясь на недавний опыт советской культурной практики. 

Язык как метасистема

Анализируя развитие казахстанской культуры за годы независимости, приходится констатировать, что шансов поддержать или развить накопленный к 90-м годам культурный потенциал у нас не было. 

Культурная стагнация во всех постсоветских странах была связана с тем, что советская интеллигенция, будучи неотъемлемым продуктом системы, столкнулась в новых экономических условиях с непреодолимыми трудностями.  

Для Казахстана, вдобавок, советская культурная политика обернулась также подобием  мины замедленного действия, поскольку заложенные в тот период механизмы ассимиляции казахов, имея пролонгирующее действие, продолжают исправно работать и в наши дни, путая карты, срывая выполнение программ по развитию государственного языка и превращая наше культурное поле в настоящий хаос, бесплодную химеру. 

Ту самую пустоту, неэффективность и бесперспективность усилий национальной интеллигенции (о которой ныне пишет не только Турсунов, и что давно не является тайной) лично я объясняю всеобщим и устойчивым игнорированием простых и очевидных истин и закономерностей. Главная из которых состоит в том, что принципиальным основанием национальной культуры является ее национальный язык. Это тот самый нерушимый фундамент, который гарантирует системность культурных процессов,  значение и важность которой особенно хорошо диагностируется в (по-настоящему драматичной) ситуации ее отсутствия.    

На самом деле, данный феномен проще описать от обратного. 

Внутриказахская конкуренция

Вряд ли кто-нибудь станет отрицать, к примеру, следующий очевидный факт нашей сумбурной культурной жизни. - Разделенность современной казахской интеллигенции по языку (и вследствие этого – по культурным знаниям, ментальности, вкусам, приоритетам), немало способствует обострению  «внутриказахской» конкуренции. Более того, делает такую   конкуренцию чуть ли не основным средоточием интересов, отвлекая от по-настоящему необходимых и актуальных задач, стоящих перед национальной культурой, которая, напротив, как никогда остро нуждается в формировании объединительных векторов, восстановлении целостности культурного пространства.

Именно отголоски этой «подковерной возни» слышатся мне всякий раз, когда популярному Кайрату Нуртасу  (или «Келинке Сабинке», которая вместе с взрывным фейерверком мажорных аккордов «Қызыл өрік» программно водрузила белый флаг перемирия) то вменяют отсутствие вкуса, то не могут простить коммерческий успех. 

Между тем, новое культурное поколение уже пополнилось «выросшими, как пластмассовые подсолнухи, в кадках» деятелями, для которых внутринациональная конкуренция стала правилом жизни. Вести с ними разговор о простых и очевидных истинах еще сложнее. 

Без своего языка ты – никто. Tabula rasa, чистая доска, годная лишь  для тщательного конспектирования, бездумного зазубривания (и обреченности на дальнейшее пожизненное  цитирование) высказываний творцов благополучных культур, обладающих собственными языками,  индивидуальностью и непостижимыми для культурных изгоев смыслами. Нелегка ноша лихих пикаперов – псевдоинтеллектуалов: быть ничем своим и всем другим одновременно. 

Однако вернемся снова  к «лампочке Ильича», которая на этот раз определенно выступит в роли «света в конце тоннеля». – Скорее всего, опыт советской культурной политики еще рано списывать со счетов (тем более, что бывший СССР и современный Казахстан -  полиэтничные государства, заинтересованные во внутренней стабильности).  

О культурной «электрификации»

Думается,  тем творцам и интеллектуалам, кого беспокоит сохранность «единственной вкрученной лампочки, освещающей наш колхоз», стоило бы собраться при свете дня, обсудить истоки стагнации в разных культурных сферах и попытаться договориться, в первую очередь, между собой, внутри своего профессионального цеха.

К примеру, причины, препятствующие полноценному функционированию государственного языка в Казахстане, в контексте взаимоотношений интеллигенции и власти, видятся мне следующим образом.

1.Распад СССР не был воспринят отечественной интеллигенцией, в отличие от народившейся вскоре буржуазии (которая с максимальной пользой для себя использовала выпавший исторический шанс), как переход к новому историческому этапу, связанному с неизбежной и необходимой сменой декораций. 

2.Восстановление прав казахского языка должно было стать неотъемлемым культурным качеством независимого Казахстана.

3.Власти обеспечили необходимые политические условия для развития государственного языка. Однако эти шаги не были реализованы во всей полноте, поскольку: а) не был учтен высокий уровень ассимиляции самих казахов; б) не  была внедрена принципиально новаторская, «революционная» система обучения государственному языку, которая, по образцу ленинского Ликбеза (общегосударственной программы ликвидации безграмотности), вовлекла бы в свои ряды все население страны, была бы креативной по своему содержанию и имела бы значимые для всех цели; в) практически  весь груз работы по реализации языковой политики лег на плечи государственных чиновников и работников системы образования, в то время как творческая интеллигенция не  приняла к ней активного участия в качестве «генератора»  принципиально новых и эффективных ИДЕЙ; г) почему это произошло – тема отдельного и обширного разговора. Сегодня пока поддается констатации лишь то, что художественная среда развивается инерционно -  а разрозненная, разъединенная по языку национальная интеллигенция, кажется, уже готова обжить и окончательно прописаться в печальном и безысходном тупике «внутриказахской» конкуренции. 

Если отечественная интеллигенция претендует на эффективный диалог с властями, то ей необходимо четко представлять себе как собственный уровень претензий (который должен основываться на признании особо важной роли интеллигенции в современном казахстанском обществе), так и программу выхода из нынешнего культурного кризиса.

(В продолжение темы -  обсуждение  мнимых страхов  архаизации.)