16 февраля 2007 года

Накануне 

В пятницу, 16 февраля 2007 года на киностудии «Казахфильм» состоялось собрание, предваряющее первые съемки. В энтузиазме членов творческой группы виделась некая отчаянная решимость, поскольку им предстояло снимать эпизоды, основная интрига которых была движима исключительно погодным фактором. По сценарию, затянувшаяся зима и суровые морозы приводят к падежу отары колхозных овец, разочарованию главного героя в социальном строе, его личной трагедии. 

А за окнами стояла по-весеннему теплая погода!!!

В Алматы эта зима выдалась бесснежной, в пригородах уже зеленела трава. 

На мой вопрос о том, как в этих условиях будет сниматься зимняя натура, Меир Карбозов, второй режиссер картины, объяснил, что уже заготовлена машина искусственного снега. «Мы чуть припорошим им место съемок, крупы лошадей. Таким образом будет достигнута иллюзия зимнего пейзажа», - сказал он.

Но пенопласт не понадобился. 19 февраля, в день, на который был назначен выезд съемочной группы, неожиданно повалил густой снег. Он шел безостановочно целые сутки, восстановив привычные ландшафты календарной зимы. Всю следующую неделю вновь были обильные снегопады, изрядно похолодало, дневная температура понижалась до –10 С. Так что зима в картине,  вопреки глобальному потеплению и капризам погоды,  была снята самая настоящая. 

 

22 февраля 2007 года

Первый день съемок 

 

 

 

Первый день  съемок фильма «Прощай, Гульсары!» проходил у поселка Кайназар, что находится близ райцентра Узун-Агач, в часе езды от Алматы. В низине, расположившейся среди живописных холмов, была построена декорация огороженного бревнами загона для табуна Танабая. Тут же,  рядом, примостилась юрта чабана. 

Площадка идеально просматривалась:  с любой точки в отдалении десятка метров  была видна, как на ладони. 

В этот день планировалось снять эпизод испуга лошадей. Услышав вой волков, они, разрушив ограду, выбегают из загона. Танабай, оседлав Гульсары, возвращает их обратно. 

В сценарии описанию этих действий посвящено несколько лаконичных фраз. На съемки киноматериала ушел весь световой день. 

Уже более двух часов шли съемки прорыва ограждений. С каждым дублем напор лошадей становился энергичнее. «Приготовились!» - вполголоса давал команду Амиркулов. «Приготовились!» - громко повторял его слова в мегафон второй режиссер. «Начали!»

Одна из кобыл время от времени отбивалась от табуна и описывала широкие круги вокруг загона. Всякий раз ее терпеливо возвращали обратно.

Заметное оживление в группе вызвало появление на съемочной площадке жеребца, которому предстояло сыграть в фильме роль Гульсары. Он оказался конем красоты писаной – ладный грациозный ахалтекинец охристой масти с нарядным триколором на стройных, натянутых как струны,  ногах. Гульсары отличался от кобыл табуна так, как будто бы был живым олицетворением идеальной сущности коня. Те же на его фоне стали казаться приземистыми и посредственными.

Амиркулову не понравилось седло, которое конники выбрали для Гульсары: «Где только вы разыскали такое?! Надо же!!!»  Но сердился он недолго, уж очень хорош жеребец: глянешь на такого -  и на сердце радостно. Завидев табун, Гульсары стал пританцовывать и призывно ржать. 

Настало время обеденного перерыва. Свежевыструганные длинные столы и скамейки, горячее питание, старательная (из местных жителей) обслуга, кипящий самовар, - все организовано толково. Несмотря на обилие людей (порядка 60 человек), лошадей  и машин,  на съемочной площадке не было никакой суеты. Работали режиссеры, операторы, их ассистенты  и конники. Внимательно вслушивались в свои наушники звукоинженеры. То пропадали из поля зрения, то вновь появлялись,  решая какие-то  проблемы,   художник-постановщик и директор картины. 

Остальная же часть группы, казалось,  спокойно наблюдала за их действиями со стороны.  

«Айт! Айт! Айт!» – слышались то и дело крики конников, подгоняющих лошадей. Приветливо светило солнце; вокруг, слепя глаза,  искрился снег.  

Для человека, который лишь гостит на съемочной площадке, довольно сложно осознать суть происходящего здесь. Съемки фильма на самом деле представляют собой монотонный повтор однообразных действий – дубль следует за дублем.  Подобно тому, как по крупицам намывается золото, так и фильм складывается из редких кадров, которые необходимо выбрать из множества снятых. 

Кино – такая же работа,  как и всякая другая. Стороннему наблюдателю через какое-то время становится скучно безучастно наблюдать за ней. Гость Амиркулова -  Герберт,тренер лошадей из Германии, приехавший взглянуть на то, как снимается кино, вскоре засобирался в город. ( По дороге обратно он говорил о лошадях. Интересно было сравнить его рассказы с тем, как характеризовал коней Д.Кыдыралиев.) …

 

 

 

 

 

 

6 мая 2007 года

Весна 

Съемочная группа в этом месяце вновь работала на натуре, на месте первых съемок у села Кайназар. 

Мы встретились с водителем Русланом на пересечении проспектов Райымбека и Абылай-хана. До Узун-Агача ехали по прямой: проспект Райымбека переходит за городом в трассу «Алматы – Бишкек». Ехали довольно скоро, в воскресный день пробок, которые стали уже привычными, было меньше. По статистике, каждый четвертый алмаатинец в наши дни владеет собственным авто. 

Сам же проспект, один из самых протяженных в городе, назван так в честь легендарной исторической личности, доблестного воина Райымбека, могила которого находится у трассы, фактически в центре города. Она издавна почиталась как святое место. В годы независимости над ней воздвигли памятник (по проекту архитектора Бека Ибраева). Сюда по-прежнему стекаются паломники, здесь останавливаются свадебные кортежи молодоженов. 

Рассказывают, что в советские времена, при реконструкции проспекта, которой должен был пройти как раз над местом захоронения Райымбека, с машинами и экскаваторами так долго случались бесчисленные поломки, что, в конце концов, было решено проложить дорогу в обход, не оскверняя могилу. Правда это или вымысел – не знаю. Так говорят. 

Когда мы выехали из города, на дороге стали чаще встречаться видавшие виды «жигули» жителей пригородных сел. Тучи рассеялись, выглянуло солнце. (…)

Наконец, показались знакомые юрта, загон для лошадей, люди, машины. Широкое поле с словно разбросанными то тут, то там холмами было все так же фантастически красивым – теперь благодаря и обилию изумрудной зелени. Вокруг цвели душистые травы, кое-где краснели маки с трепещущими на ветру нежными лепестками. Голубизна небес отражалась в дымке видневшегося в низине поселка. 

Встретившие нас у парковки рабочие попросили Руслана не съезжать с проложенной колесами машин колеи, демонстрируя таким образом возросший уровень своего экологического сознания. 

На площадке шли приготовления к съемкам. Амиркулову показывали костюмы актеров. Довольно необычно, вызывая в памяти эпизоды фильма «Человек-невидимка», смотрелся оператор Александр Рубанов. Его голова и лицо были обмотаны марлей. Зачем он это сделал, стало ясно очень скоро – оказывается, вокруг роились тучи мошкары. Однако они исчезли, как только стал накрапывать дождь. 

«Саша, чехол на камеру надевать надо», - сказал Амиркулов. 

Снималась сцена приезда к Танабаю заведующего фермой с приказом председателя колхоза о передаче Гульсары. 

Камера была поставлена на рельсы. Тщательно и многократно было измерено расстояние до актеров. Начались репетиции. Тут выявились две проблемы. 

Догдурбек Кыдыралиев, движимый переполнявшими его эмоциями (ведь его герой Танабай возмущен, рассержен, раздосадован), всякий раз шел так быстро, что за ним не поспевала ни камера, ни его партнеры по сцене. 

«Не торопись… Ты летишь, как ракета… Меньше движения… Доха, мы тебя поймать не можем, весь текст ты сказал вне кадра. Неужели ты не чувствуешь камеру?» - то просил, то увещевал, то выходил из себя Амиркулов. 

Другой проблемой оказалось то, что Ибраим, исполнитель роли заведующего фермой, не мог запомнить свой текст. 

Во время репетиции уточнили, как актеры будут переходить через ограждения для табуна; рассчитали движение и повороты камеры. Амиркулову показалось, что в этом кадре нужно добавить реплику Ибраиму. К режиссерскому столу позвали было редактора, но тут же отказались от этой затеи. Амиркулов решил, что будет достаточно, если завфермой повторит конец фразы «я дам тебе пять жеребцов». - Сказал, не подумав, удивился собственным словам, а потом и сам поверил в реальность этого заманчивого обещания: «Пять жеребцов!» 

Дождь усиливался. Актеров на время репетиции переодели, вместо «Приказа» дали в руки обычный лист. Рубанов сказал, что косые струи дождя будут видны на крупных планах. 

Лошадь, до того смирно стоявшая между актерами, вдруг замотала головой и толкнула Кыдыралиева так, что тот оступился. «Эй, не балуй, мы стоим на «точке», - шутливо пригрозил ей Догдурбек. 

Сняли пять дублей. 

«Как легко сидящих снимать – посадил, отрепетировали, сняли. Зато движение – это классно», - подытожил Амиркулов. 

Крупный план Ибраима снова снимали с рельсов, установленных теперь в загоне. 

Приблизившись к стоящему здесь табуну, я увидела, что в нем появились несколько жеребят. Бока многих кобыл были раздутыми – они тоже ждали появления потомства. Лошади жили своей жизнью, обнюхивали малышей, переминались, что-то жевали, нисколько не нарушая тишины этих мест. Их тихое присутствие было сродни молчанию окружающего ландшафта: холмов, трав, ветра. 

Ибраим снова путался в словах своей роли. «Барады - келедi, барады - келедi», - повторял он отчаянно сам себе, стараясь не ошибиться. А во время съемок опять произнес: «… барганда». «Ба-ра-ды!» - не выдержав, в один голос воскликнули всадники, сидевшие на крупе лошади за его спиной и до того момента не проронившие ни слова. 

Крупный план Кыдыралиева в загоне снимали с рук, потому что лошади не хотели подходить к сложной металлической конструкции, шарахались от рельс с камерой. 

К концу съемок, ближе к вечеру моросящий дождь прекратился. 

Девушки рассказали мне, что вчера они видели здесь змею – ядовитую гадюку. Настоящей же проблемой для них стали появившиеся клещи. Опасно, как-никак... 

Таким я увидела этот съемочный день.

 

13 июня 2007 года

Долгий летний день

Это был третий день съемок эпизода байги, победителем которой станет Гульсары. Социалистические декорации: лозунги, выписанные белой краской на кумачах; множество красных флагов, развевающихся на высоких флагштоках; транспарант с двойным профильным портретом Ленина и Сталина, «полуторки» 40-х, - все это живо воссоздавало атмосферу послевоенных лет. На их фоне очень органично смотрелась массовка – пожилые загорелые женщины в национальных костюмах (Бюбюджан сегодня выглядела бы, как они), девушки и дети, одетые словно с чужого плеча. Но главным качеством их соответствия ушедшему времени была адекватность типажей. Таковые в наши дни еще сохранились в казахских селах. 

«Откуда ты родом?» - поинтересовалась одна из почтенных женщин у говорившего по-казахски Догдурбека Кыдыдралиева, не догадываясь поначалу, что он – кыргыз. В мире казахской традиционной культуры, которая фрагментарно присутствует в современном социуме, любое знакомство начинается с этого вопроса. Благодаря широко разветвленной системе родства и хорошей информированности о происхождении близких и дальних родственников беседующим обычно удается-таки разыскать общие генетические корни. Срыв традиционного сценария знакомства на этот раз я предвкушала очень недолго – родственники этой женщины по материнской линии оказались кыргызами. 

Как водится, и у массовки был свой герой. Мужчина лет 60-ти непрестанно шутил, вел себя вызывающе, был всегда в центре внимания. «Как заводной, уже третий день – в прекрасном настроении», - удивлялись в съемочной группе. Режиссеры, конечно же, отметили его природный дар эксцентрики и поручили ему во время съемок оживленно разговаривать со стоящими рядом девушками. 

«Пусть это будет только фон. Эпизод начинается с Гульсары и заканчивается Гульсары. Если мы будем детализировать массовку, пристально вглядываться в каждого, слишком глубоко завязнем», - сказал о массовой сцене Амиркулов сидящему рядом с ним за плей-бэком Ержану Рустембекову. В течение всего съемочного дня Амиркулов постоянно беседовал с Ержаном, объяснял ему, как впоследствии будут монтироваться снятые кадры, какими должны быть их атмосфера, настроение, и почему. Говорил много и доверительно тихо. Это был своего рода интимный разговор, узкопрофессиональное общение, не предназначенное для лиц случайных, посторонних. Когда кто-то оказывался рядом, Амиркулов переходил почти на шепот. Ерлан Нурмуханбетов в это время работал с актерами. Состав в числе трех режиссеров-постановщиков, кажется, оправдывал себя. 

Для того, чтобы снять группу скачущих всадников, участников байги, камеру установили на борту открытого грузового «Форда». А чтобы сделать его ход более плавным, все свободные члены творческой группы рядком были рассажены в машине. Они сидели чинно, плечом к плечу, но даже «невооруженным глазом» было видно, что люди заметно подустали. – И от работы, и, наверное, от долгого (на протяжении четырех месяцев) общения друг с другом. Хотя вокруг все так же буйствовала ландшафтными красотами природа, теперь застелившая землю обильным разнотравьем – яркой зеленью лугов с живописными вкраплениями желтых, белых, фиолетовых цветов. 

После дневной жары внезапно набежали тучи и пошел сильный дождь. Все попрятались – кто в машины, кто в юрты. Ассистент художника-декоратора Салтанат бросилась спасть реквизит. Наиболее уязвимыми были предметы наглядной советской агитации. Войлочное покрытие юрты не пропустило и капли дождя, внутри было тепло, сумрачно и тихо. Слышался лишь монотонный шум ливня. Однако вскоре эта тишина была нарушена людскими криками и гулким топотом лошадей. - Вторая часть массовки, верховые, снимающиеся в сцене скачек, решили сыграть в кокпар под проливным дождем. Зрелище было по-настоящему красивым и азартным! «Дайте и мне коня! Я тоже хочу играть!» - кричал, безуспешно пытаясь уговорить своих товарищей, скрывшийся было от дождя в юрте молодой человек. 

Сцены кокпара в фильме не было. Но поскольку сложилось так, что в открытом поле собралось много всадников, кому-то пришло в голову посостязаться в ловкости. Достать тушу барана в сельской местности не составляло проблем. В наши дни кокпар стал шоу, которое организуется по большим национальным праздникам. Так что мы оказались зрителями достаточно редкого в наши дни явления. 

Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. Работа продолжилась.

Состоявшееся на «пятачке» съемочной площадки вторжение мира кино в реальность не осталось без последствий. По какой-то причине во время игры в кокпар между ребятами возник конфликт. Он нашел продолжение после съемок и уладить его удалось только при содействии местных правоохранительных органов. Произошедшее ЧП заставило всех изрядно поволноваться. 

В город мы вернулись в полночь. 

Съемочный период подошел к концу. Что мне удалось разглядеть во время нечастых поездок на съемочные площадки этого фильма? Боюсь, что практически ничего. Люди работали. Я пыталась запомнить и понять то немногое, что попадало в поле моего зрения. Глядя же на снятые кадры в плей-бэке, я чувствую, что фильм с некоторых пор обрел свою собственную жизнь. Танабай в нем, к примеру, совсем не похож на Догудурбека Кыдыралиева. Та придуманная, новая, художественная реальность, о которой так много говорил режиссер, кажется, состоялась.  

18 июня 2007 года 

Чоро. Восхождение на Голгофу 

В «Прощай, Гульсары!» состоялось возвращение на экраны Нурлана Санжара, исполнившего 44 года назад главную роль мальчика Кожи в ставшем культовым фильме Абдуллы Карсакбаева «Меня зовут Кожа». В «Прощай, Гульсары!» Нурлан Санжар – Чоро, друг главного героя Танабая.

Интервью 

- Нурлан Санжарович, расскажите, пожалуйста, как Вы попали на съемочную площадку этого фильма? 

- Я не считаю себя профессиональным актером. В кино я снимался давно. Когда Ардак пригласил меня на роль Чоро, я был ошарашен. Отказывался поначалу. Пошел навстречу этому предложению Ардака, прежде всего, из большого уважения к его творческому потенциалу. Но заранее предупредил его, что работать со мной будет сложно. Тем не менее, как я слышал (лично мне он этого не говорил), актерским ансамблем он доволен. Дай бог. 

Фильм, вероятно, будет хорошим. Это мое субъективное мнение. Я видел материал съемок. И я видел, как работает Ардак. Сейчас он, по-моему, находится на пике профессионализма. Может, он очень сильно соскучился по кино. – Ведь у него был перерыв, когда он занимался только бизнесом. 

Сейчас он удивил меня в двух вещах. Он очень хорошо работает с литературной основой сценария. Умеет умещать в картину большие диалоги, «вынимая» из них суть. Это редчайшее качество в казахском кино. 

Вторая вещь. – Удивил высокий профессионализм в видении мизансцены. Камера у него всегда движется так, что за короткий промежуток времени успевает «взять» несколько ракурсов. Это нужно уметь делать. Это говорит о мастерстве. 

Главный герой картины в исполнении Догдурбека Кыдыралиева мне тоже очень нравится. Съемочный период уже закончился. Будем ждать, что получится. 

- Вы хорошо прочувствовали образ своего героя? 

- Моя роль небольшая, второго плана. И как литератор, и как филолог я просто знаю этого героя: кто он, какой он, какие задачи стоят перед ним. Возможно, этой роли я соответствовал физиогномически. 

- Мы говорим, что у Танабая – трагическая судьба. Но ведь у Чоро – тоже, и в не меньшей мере. 

- Да. Чоро умирает. Как говорит Ардак, это фильм о лошади. Но под этим подразумеваются судьбы людей. Есть судьба коня. Есть судьба Танабая. Межу ними находятся друг Чоро, любовь к Бюбюджан. И все это разрушается под гнетом двойной морали. Время, о котором идет речь в фильме, это время рождения двойной морали. Одна из них – партийная. Другая – начавшаяся формироваться «кухонная». 

- Думаете, вера Танабая не выдержала испытаний? 

- Он вышел из тюрьмы. Новый директор колхоза возвращает ему отнятый партбилет. Но Танабай не берет его. Он ему не нужен. Он просит вернуть ему отнятого коня, и они вместе уходят. Идут по Александровскому подъему вверх. Танабай вспоминает свою жизнь. 

Этот путь является по сути восхождением на Голгофу. Поднявшись на самую вершину, конь умирает. И старик понимает: где – правда, где – ложь. Происходит праведный суд. 

- Были ли у Вас во время съемок какие-либо особо запоминающиеся, быть может, занимательные эпизоды? 

- Я не могу вспомнить что-то подобное, потому что Чоро в основном молчит. Он неглупый человек, слушает, наблюдает. Это Танабай много говорит, много действует, много играет. Танабаю есть, что сказать. Чоро же пассивен, он – своеобразный контрапункт главному герою. Ничего особо занимательного, забавного во время съемок не происходило. Для всех это было тяжелой работой. К стыду моему, сложно было выучить текст роли на казахском языке. Но хорошо, что государственный язык сейчас востребован. Рано или поздно мы его освоим и забудем это ужасное время маргинализма.