Рабы – не мы. Рабы немы.

О.Сулейменов

Статьи, которые я писала в последние годы о современном положении казахского языка, касались, так или иначе, вопросов социальной психологии, культурной и  языковой политики, которые рассматривались исключительно в внутриэтинческом (собственно казахском) контексте.  Их принадлежность жанру публицистики, а также желание обрисовать целостную и более обширную картину культурного процесса, предоставляли известную свободу при апеллировании  к тем или иным специальным дисциплинарным категориям. В настоящем материале мне хотелось бы обобщить собранные наблюдения. 

  (Замечу, что первоначальным  посылом для возникновения такого рода «популярных» междисциплинарных изысканий было стремление понять особенности современной  художественной  ситуации в стране, а также  оценить степень зрительского интереса к отечественному искусству.  То есть, их основу составили специфические задачи художественной критики и, отчасти, социологии искусства.) 

Тупики инерционного развития

Наиболее актуальной для современной культуры Казахстана видится проблема самоидентификации на фоне дезинтеграции общества по языковому признаку и отсутствии гуманитарных институтов, способных объективно оценить текущую ситуацию и предложить способы выхода из наблюдающегося системного кризиса.
В современных условиях  нерешенность проблем самоидентификации для креативных профессий чревата отсутствием свободы, которая составляет основу творческого процесса, обрекая на рабскую зависимость от популярных глобальных трендов и создание вторичных провинциальных симулякров.
Дезинтеграция общества по языковому признаку способна привести к тому, что вся ментальная и культурная деятельность казахского общества будет сведена к одной лишь  внутриэтнической конкуренции, губительность и бесперспективность которой очевидны. Отсутствие сколько-нибудь представительных гуманитарных сообществ, низкий уровень развития гуманитарных знаний в стране не позволяют объективно описать риски текущей ситуации. А значит, отдаляют перспективы ее изменения в лучшую сторону. 

Таковы признаки современного системного кризиса, который возник как следствие инерционного характера развития современной казахстанской культуры.

Что такое «инерционное развитие»

Под определением «инерционного развития» я подразумеваю практику использования  всех свойств и качеств культуры предыдущего периода в новых исторических уловиях.
Практически, современная казахская культура продолжает оставаться советской по своему содержанию. «Неконфликтности» использования старых доктрин способствовали три основных фактора.
1. Советский период предопределил и был связан с европейской модернизацией национальной культуры, сформировав ее современную видовую и жанровую структуру.
(О прочной «укорененности» на национальной почве относительно новых видов искусств свидетельствует, к примеру, особая поддержка в стране, на государственном уровне,  оперного и балетного искусства.)
2. Советское искусство функционировало как система национальных художественных школ, что формально создавало его этническое многообразие; давало возможность, в строгих рамках заданной системы, обращаться к национальной тематике. Главной ее доктриной была сталинская формулировка об искусстве «национальном по форме, социалистическом по содержанию».
(Между тем, «социалистическое содержание» советской культуры было также важной составной частью  ассимиляторской политики СССР, наибольшие достижения которой были связаны с Казахстаном.)
3. Поскольку Казахстан на протяжении советской истории был объектом культурной политики, здесь (ко времени обретения независимости) не были сформированы гуманитарные институты, способные в полной мере самостоятельно, последовательно и системно формировать собственные задачи развития, а также эффективные пути их реализации.
Так, при решении тех или иных задач, обусловленных потребностями становления и развития  суверенного государства, продолжают привлекаться привычные и знакомые советские концепты (например, общество всеобщего труда), не учитывая того, что ранее они были эффективны только потому, что представляли собой часть более обширного системного идеологического образования. 

Подобная картина наблюдается и в сфере поддержки государственного языка в современном Казахстане. Помимо того, что в языковой политике отсутствуют целые системные направления (без которых нельзя рассчитывать на ее реализацию), она, к сожалению, не может должным образом оценить и использовать в своих целях советский опыт культурного строительства. (Словосочетание «культурное строительство» - характерное советское клише, очень точно отражающее суть преобразований в обществе, имевших ярко выраженный субъектный, плановый характер.)
А ведь одна только победа СССР в борьбе с неграмотностью населения (не говоря об его значительных успехах в отлучении многих народов от своих языков) демонстрирует широчайшую палитру инструментов, подходов, методов воздействия.
Более того, если вести речь об ассимиляторской политике СССР как части ее культурной политики, то необходимо констатировать, что она до сих пор имеет свое пролонгирующее и достаточно устойчивое действие в Казахстане.
В этой связи представляется также уместным упомянуть концепцию вторичной колонизации, применяемой в рамках геополитических исследований. Она основывается на обычном, с точки зрения здравого смысла, и понятном посыле - у новых государств тем больше шансов попасть в новую зависимость, чем меньше у них собственных интеллектуальных ресурсов. Следовательно, развитие в Казахстане гуманитарных и других научных институтов является, в конечном итоге,  фактором национальной безопасности.    

Характеристики инерционного развития

Особо наглядно характеристики инерционного развития можно рассмотреть на примере проблем и сложностей современной языковой политики Казахстана, направленной на поддержку государственного языка. Инерционное развитие - причина ее недостаточной эффективности на сегодняшний день.
Как указывалось выше, в структуре языковой политики Казахстана отсутствует ряд необходимых направлений. Более того, отсутствует понимание необходимости их наличия.
В государственной языковой политике, нацеленной на поддержку казахского языка, были прописаны практически все необходимые формальные правовые принципы: придание ему статуса государственного, открытие казахских школ, расширение телевещания на казахском языке и т.д. Но не было предусмотрено то, что параллельно должна вестись грамотная и постоянная работа по формированию языковой среды, в поле которой могут быть реализованы провозглашенные правовые принципы.
Помимо этого, не было объективного анализа культурной и языковой ситуации, доставшейся нам в наследство от предыдущего исторического периода.
Необходимо констатировать – серьезным препятствием для полноценного функционирования государственного языка в Казахстане является фактор ассимиляция определенной части этнических казахов, воспитанный и привитый им в СССР национальный нигилизм. 

При формировании языковой политики не было учтено, что далеко зашедшие процессы ассимиляции казахов были результатом продуманной, целенаправленной политики СССР, которая на протяжении семи десятилетий продуктивно использовала широчайший арсенал различных средств: от насильственных до просветительских. То есть, чтобы рассчитывать на результат, необходимо, во-первых, объективно оценивать ситуацию; во-вторых,  разрабатывать соразмерные и соответствующие ей стратегии.
Подобно тому, как тяжело противостоять с фитильными ружьями и саблями регулярным армиям, имеющим на вооружении артиллерию и аэропланы, так и недостаточная теоретическая и научная оснащенность, креативность языковой политики могут привести, в конечном итоге, к самым непредсказуемым и неожиданным результатам.
Пример Казахстана демонстрирует то, что попытка решить языковую проблему, минуя этап десоветизации, является провальной и безвыходной. А точнее, хождением по замкнутому кругу, траектория которого обязательно, неуклонно и вновь приведет к начальному пункту отправления. - Внедрение концепции обязательного трехъязычного образования в школах Казахстана, с этой точки зрении, можно рассматривать, с одной стороны, как отказ от первоначально заявленных задач языковой политики в связи со сложностями их реализации; с другой, как принципиальная неспособность мыслить иначе, как «младший брат».
Очевидно, что, в условиях неустойчивости поля функционирования казахского языка, трехъязычное образование имеет все шансы выступить  продолжением советской политики языковой ассимиляции и станет новым этапом вытеснения казахского языка. 

Изъятие из школьного и вузовского образования (а значит, и из всего языкового корпуса) изучения естественных наук на родном языке строится на представлениях о низкой компетентности казахского языка. Кроме того, в том можно усмотреть попытку и желание искусственно регулировать нормы жизни казахского языка, что становится возможным, когда этот язык рассматривают как вторичное, необязательное, несущественное, формальное явление данного социума.
Подобная лингвистическая избирательность, а точнее, дискриминация в отношении казахского языка имеет историческую обусловленность и связана с факторами аккультурации и ассимиляции казахов в период СССР, заложивших основы казахского национального и языкового нигилизма. Рассмотрим их проявления в наши дни. 

Особенности советской казахской ментальности и  связанные с ними 

непреодоленные предубеждения, страхи, фобии как тормоз для восстановления пространства казахского языка

«Мифология» современного казахского этнического и языкового нигилизма

Высказывания современных этнических казахов-нигилистов, цель которых состоит в том, чтобы обосновать свой принципиальный отказ от знания родного языка,  сводятся к нескольким блокам.
1. Обоснование отсутствия интереса к родному  языку как к языку, который презентует, в их представлении, культурного аутсайдера. Оно выражается в отношении к казахской культуре как к культуре, пребывающей на стадии варварства. В этой связи осмеянию и дискредитации подвергаются традиционные для казахов обычаи и традиции. Все они характеризуются как отсталые и препятствующие прогрессу современного общества. Подтверждение казахского «варварства» могут найти в чем угодно; в этот обширный ряд произвольно может быть включено любое явление, имеющее отношение к казахской традиционной культуре.  - От факта ранних браков в казахском традиционном обществе ХІХ века (что является чертой не столько этнической, сколько хронологически присущей всем сообществам на определенной исторической стадии) до зачинного возгласа традиционных певцов, яркой и самобытной особенности национальной музыкальной культуры. Естественно, такая "варварская" культура, по их мнению, не может претендовать на сколько-нибудь значимые страницы в мировой истории. В дискуссиях по поводу исторических дат всегда активно участвуют не имеющие отношения к исторической науке граждане,  правота которых основывается на одной лишь убежденности в том, что у казахов не могло быть своей истории вплоть до 1917 года.
2.Нежелание идентифицировать себя с современной казахской культурой и их представителями.  Имеют устойчивое хождение претензии к современной казахской культуре, искусству, особенностям быта и превалирующим эстетическим вкусам соотечественников, живущим в поле казахского языка, обеспечивающим его витальность и развитие. Наибольшим нападкам подвергаются деятели казахской культуры, сумевшие добиться признания, успехов, материальной обеспеченности.
3.Попытки представить  казахский язык как язык, неспособный описывать реалии современного высокотехнологичного мира, упуская из виду то,  что каждый язык развивается вместе с потребностями общества.
4.Инфантильные требования обеспечить население сверхэффективными методиками обучения языку, которые позволили бы данной части этнических казахов заговорить на родном языке, не прилагая к тому никаких  усилий.
5.Предвзятая критика школьного образования на казахском языке, а также ряда культурных особенностей школ с казахским языком обучения. Предвзятая критика традиционных для казахов отношений между поколениями,  уважения к старшим по возрасту, уважения  роли учителя (и даже соблюдения школьной дисциплины и требований к внешнему виду учащихся). Понятно, что основу такой «критики» составляют представления о казахской культуре  как о культурном  аутсайдере, о чем шла речь в начале данного списка.
Удивительно, что этнические казахи-нигилисты, на протяжении четверти века неустанно ведущие такого рода информационную войну с бывшим некогда родным языком и казахской культурой, и мнящие себя, по каким-то причинам, людьми образованными и современными, не осознают того, что выражают позиции, противоречащие международным конвенциям о культурном многообразии, и исповедуют идеи культурной сегрегации и нетерпимости.
Месяца два, или более того, назад, лично мне не были понятны истоки формирования таких взглядов. Тогда я писала о том, что для целей развития казахского языка стоило бы игнорировать подобные провокационные высказывания (безрезультатные и многочисленные дискуссии с такими оппонентами отнимают время и подменяют собой реальную деятельность по восстановлению языкового пространства) и сфокусировать основное внимание на его насущных проблемах.
Однако знакомство с последними публикациями Ермека Турсунова и Гульнары Бажкеновой позволило мне прояснить ответы на этот вопрос. Точнее, более предметно обозначить важнейшее звено, лежащее в основе современного казахского нигилизма.
Сейчас я понимаю, что, вообще, каждый разговор о причинах нелюбви казахов к своему языку, истории, культуре стоило бы начинать с темы … страха и фобий. 

Подсказки Турсунова и Бажкеновой

Процессы ассимиляции и аккультурации казахов в период существования СССР обычно присутствуют в числе факторов, описывающих исторические условия жизни казахов и развития казахского языка в ХХ веке. Возможно, их последствия еще не были обстоятельно изучены в специальных исследованиях по этнопсихологии.
Мое внимание к этой проблеме возникло спонтанно, почти случайно, иллюстрируя ситуацию, при которой долго не удается «за деревьями лес увидеть».  
Ключом к ней послужили безуспешные поначалу попытки понять причины, по которым Ермек Турсунов причислил к проявлениям «местного фашизма» самую обычную, рядовую, необходимую  и далекую от всякой политики работу по исправлению грамматических ошибок в текстах наружной рекламы на казахском языке. (http://ratel.kz/outlook/pokaznoj_patriotizm_konvertiruetsja_v_ljubuju_valjutu?utm_source=ratel&utm_medium=incut&utm_campaign=46462)
Заявление несправедливое, по существу отнимающее элементарное право писать на казахском языке грамотно и без ошибок. Каким образом вопросы грамотности рекламных текстов на казахском языке могли оказаться связаны с нацистской политикой Гитлера?  Необоснованность такого заявления вызывала аллюзии разве что с абсурдностью массовых стандартных обвинений в шпионаже в пользу Японии, которые широко практиковались в советской системе политических репрессий.
На фоне возникшего таким ассоциативным образом советского контекста призыв Турсунова не замечать «ашибки» (желание быть грамотным может трактоваться как  претензия на защиту и отстаивание своих прав, а значит - на свободу) напомнил о строжайшей внутренней автоцензуре (и страхе) каждого советского нацмена, которая позволяла выживать в заданных исторических условиях. («Нацмен» - представитель национального меньшинства, определение широко использовалось в 20-е и 30-е годы. «Нацменами» именовали все народы СССР, за исключением русского.)
Так возникла тема страха и фобий, которая оказалась продуктивной, будучи рассмотрена применительно к самым актуальным проблемам и сложностям современной языковой сферы Казахстана.
Всем хорошо знакомы истории, рассказываемые нынешними 50-летними (и моложе) казахами о том, что их родители когда-то сделали выбор в пользу школ с русским языком обучения, проявляя заботу об их благополучии в будущем. Но такая «прагматичная» версия не объясняет причин столь глубокой укорененности казахского национального нигилизма.
Думается, рассматривая обстоятельства отказа казахов от родного языка и культуры, следует иметь в виду гораздо более драматичные события. - На протяжении ХХ века, в период советской истории, быть казахом было опасно для жизни.
Жестокий голодомор 30-х годов;  репрессии,  уничтожившие цвет национальной интеллигенции; советская культурная политика, жестко порицавшая национализм, - все эти политические, социальные, культурные механизмы в совокупности сформировали тот тип национального характера, который и ныне характеризуется активными проявлениями национального нигилизма.
Если вновь обратиться к перечисленным выше пунктам «мифологии»  казахского нигилизма, то нетрудно заметить, что все они являются показателями результативности и успешности политики советской ассимиляции, воспитавшей (разными методами) у значительного числа казахов неприязнь к собственной этнической культуре и ее отторжение.
Если же иметь в виду системность языковой политики, нацеленной на полноценное развитие государственного языка в казахской этнической среде, то ее следует строить, учитывая исторические особенности формирования казахского национального нигилизма. В число главных ее принципов должны войти осознание и избавление от, исторически обусловленных, глубоко укоренившихся страхов и фобий.
Как бы странно это ни выглядело со стороны, но для преодоления казахского национального нигилизма (а также производных от него комплекса национальной неполноценности, психологических барьеров, жалоб на якобы несовершенные обучающие методики, на  которые ссылаются всякий раз, оправдывая нежелание знать родной язык) важно донести до нигилистов простую мысль. А именно: знание родного языка,  казахской истории, казахской культуры в новых исторических условиях, в независимом Казахстане, не представляют опасности для жизни и не несут угрозы для благополучия новых поколений.
До тех пор, пока причины неэффективности языковой политики не будут рассматриваться в тесной связи с особенностями формирования этнической психологии в ХХ веке, до тех пор все ее усилия и финансовые ресурсы будут тратиться впустую в ложном направлении – в поиске совершенных обучающих методик.
Даже если будет создана «идеальная методика», она не изменит, к примеру, отношение Бажкеновой к казахскому языку. Ее образцовое советское воспитание, горячая вера в собственную правоту (а также сопутствующие национальному нигилизму фобии и страхи) подвигли ее, в канун празднования 25-летия независимости, заявить о необходимости отказа от казахского языка в школьном образовании. (http://esquire.kz/4442-slishkom_poslushnie_chtobi_preuspet,  http://esquire.kz/4077-istoriya_kurtka_kiz_kotoraya_govorit_tolko_po_kazahski,  http://www.esquire.kz/4617-lishkom_neposlushnie_chtobi_ih_dognat , http://esquire.kz/3591-shkola  )
По стечению обстоятельств, одна из героинь ее публикаций, въезжающая верхом на осле в казахский аул, нравы которого она подвергает беспощадной обструкции,  носит «говорящую» фамилию Джайдакпаева.
Поскольку в настоящее время традиционное для казахов деление на «шала» и «нагыз», в соответствии с происходящими в обществе изменениями, требует известных уточнений, то можно было бы ввести обозначение «жайдак» для наиболее стойких приверженцев национального нигилизма. И расширить представления о «шала», включив в нее казахов, связывающих будущее страны с казахским языком (независимо от степени знания казахского языка в настоящем), выбирающих для своих детей школы с казахским языком обучения; а также основную массу казахского населения, поскольку уровень владения казахским языком, в условиях процессов языковой креолизации, имеет тенденцию к снижению.
Кроме того, народ, разделенный на две части по языковому признаку, всегда будет оставаться «шала», неполным.

Выводы

Создание полноценного поля функционирования  казахского языка в современных условиях возможно при следующих условиях:

1.Необходимо последовательно придерживаться принципа: «Язык – достояние свободных людей». 

2.Языковая политика  должна иметь научное обоснование, системный характер и обладать качеством творческой креативности.

3. Вместо того, чтобы искать решение языковых проблем исключительно в зарубежном опыте, следовало бы обратиться к потенциалу национальной культуры, в частности, к возможностям, которые предоставляет для восстановления национальной культуры, эпическое наследие.